Расскажи о себе – чем ты занимаешься?

Я Марина Ра Загребельная, занимаюсь всем тем, что как-то может дать людям свет и помочь.

Ра – это псевдоним?

Да.

Расскажешь, почему именно такой?

Когда мне было десять лет, однажды я проснулась и вспомнила сон — в нем было очень много света. Сразу написала стихотворение и нарисовала знак солнца к нему. Уже потом начала читать про Египет и его бога солнца, затем узнала, что и в России есть свой бог Ра (хотя мне ближе египетский). И так с десяти лет у меня этот псевдоним.

Хорошо. Мы сейчас находимся в Ереване и сейчас здесь очень тяжёлая ситуация. Вот если бы перед тобой стоял выбор: либо мы вывозим армян из Арцаха, либо же понимая, что враг намного сильнее нас, мы стоим до конца и защищаем эту землю? Что бы ты выбрала?

Для меня вообще не важна национальность, вообще. Я вижу всегда перед собой человека. Но что касается конкретно Арцаха – это для меня такие же армяне, как и те, что живут в Ереване, они так же для меня дороги. Тем более, у меня есть там очень близкие друзья, есть люди, которые для меня очень важны. И когда была прошлая война, у меня на той войне тоже погибло очень много друзей, причём о смерти которых я узнала позже. И тогда я написала своё первое в жизни патриотическое стихотворение — оно было на армянском.

Я тогда снималась в одном фильме, но съемки прервались. Потом я увидела фотографию — на ней один из актеров, в военной форме на поле боя. Он стоял и улыбался. Его не должны были призывать, но он пошел добровольцем. Я написала стихотворение Նա ժպտում է ամայի դաշտում (произносит название по-армянски) — «Он улыбается в пустынном поле».

Но ты немножко не ответила на вопрос.

Что бы я сделала?

Да. Давай я немного переформулирую. Вчера ехал в такси, и водитель сказал такую вещь, что если бы он был президентом или премьер-министром, ему бы было все равно на землю. Он бы вывез армян из Арцаха и отдал бы эти «несчастные» километры Азербайджану — лишь бы не проливать кровь.

Каждый человек делает свой выбор. Кто-то хочет уехать — уезжает, кто не хочет — остается, и не мне судить или осуждать. Но если бы лично мне пришлось поехать и защищать землю — однозначно, поехала бы. Армяне — важный для меня народ, и я готова за него сражаться. А вообще мне близко делать что-то в первую очередь для других, нежели для себя.

Я правильно понимаю, что ты очень долго жила в России?

Да.

Когда, как и почему ты уехала в Армению?

Об этой стране, да и о Грузии, мне рассказывали с детства очень много — в том числе и наш родственник, Леонид Пантелеев. Связь с этими странами у меня была с самого детства. В какой-то момент жизни у меня возникло чувство, что в Армении я нужна больше. Не могу сказать, с чем конкретно это связано.

И что сильнее всего меня поразило после переезда — книга Нарекаци. Я ее прочитала и узнала, что в его книгах есть ответы на многие вопросы. И если все на них ответят, то ситуация в мире изменится. Но, что тоже я поняла, перевод на русский хоть и хороший, но и он в точности не передает то, что хотел сказать Нарекаци. Когда я выучила язык, прочитала его в оригинале, то и тогда не до конца все поняла. Потому что, чтобы его понять, должно пройти много времени, нужно подольше пожить в Армении и больше узнать армян.

Еще одна причина — армянские писатели и поэты. Я читала в переводе, но читала то, что они писали об Армении. Например, Ованес Туманян — «Армянское горе», сильное очень произведение.

Ты сказала, что если прочитать Нарекаци и понять, что он хочет донести, то в мире бы не происходило сейчас то, что происходит. Можешь привести конкретный пример, одна какая-нибудь мысль?

Я могу сказать, о чем он говорит глобально — хотя до конца я его все еще не поняла. Смысл в том, что мир спасет любовь. Это может быть избитой фразой, но это так — и нам этого сейчас не хватает. В суете мы забываем, что общаемся с другими людьми, можем сказать неосторожное слово, не так понять человека — а он изменится, и изменение может быть фатальным.

Нарекаци он не просто психолог, он ещё такой… пророк. Это человек, который нёс свет и пытался сказать людям, что если люди просто начнут относиться к себе так, как они хотят, чтобы относились к ним, то всё будет хорошо

И армяне кладут Нарекаци под подушку и говорят, что так проходят болезни. Это тоже очень интересный обычай, на самом деле.

Давай вернёмся к твоему переезду в Армению. Было ли какое-то событие, после которого ты решила сюда переехать? Или это просто копилось, и в какой-то момент ты решила, что всё, я переезжаю?

У меня обычно ничего не копится. Я когда что-то решаю, я просто это делаю. В какой-то момент я поняла, что мне нужны эмоции, мне нужно что-то передать, я пока не знаю что — может, уже передала, может, ещё передам. Но я поняла, что мне вот прям завтра нужно уезжать. И я просто уехала примерно через неделю. И переехала я очень быстро. А потом сразу почувствовала, что мне нужно делать, где мне нужно быть. У меня не было такого состояния «ой, я приехала, а что мне делать?». Я приехала, и я уже конкретно знала, что я должна делать.

И что ты должна была делать?

Я осознала, что тут не хватает легкости. Люди видели много боли — привыкли к этому. И нельзя это забывать, но можно начать относиться к этому по-другому, превратить боль в силу, а не в страдания. Но для этого нужно, чтобы их кто-то к этому направил. Я не считаю себя тем, кто должен кого-то направлять — но есть ощущение, что простое общение с людьми им помогает, они как-то по-другому начинают себя вести.

Но чтобы это всё сделать, мне нужно было выучить армянский. Потому что пока ты не знаешь язык, ты не можешь понять нацию. Ты можешь с ними хорошо общаться, они тебе могут нравиться, но пока ты не изучишь их музыку, не пойдёшь, например, в их музеи, не начнёшь изучать их национальные танцы, ты не сможешь узнать нацию. Я начала изучать язык, народные танцы, в которых, на самом деле, заложен очень интересный смысл, армянскую музыку, исполнителей. Но, скорее, исполнителей не теперешних, не тех, которые [поют] сегодня. Хотя многие исполнители наших дней все равно сохраняют какую-то традиционность. Они ее видоизменяют, но полностью не убирают.

А потом я начала ставить спектакли. Я начала проводить вечера поэзии в университетах, было много поэтических вечеров.

Я делаю то, что могу. Я учу русскому языку, открываю русскую культуру, потому что знать русский язык, это не просто знать «какой-то» язык. У тебя меняется мышление, ты открываешь для себя что-то новое. Я, как педагог, как психолог, как режиссёр, делаю то, что в моих возможностях. Я не говорю, что я приехала и могу изменить Армению, я не хочу менять Армению. Я просто хочу дать то, что у меня есть. А то, что у меня есть, это моё творчество, моё преподавание.

Если по пунктам рассказать, чем ты занимаешься: ты пишешь стихи, ты как-то пытаешься это продвигать, ты театральный режиссёр, ты педагог. Верно?

Не только.

Что я ещё не перечислил?

Я ещё психолог. Когда-то я работала с детьми с особенностями в развитии — проводила арт-терапии. Для меня это был очень хороший опыт: я поняла, что при желании можно помочь любому.

Но кроме этого ещё я как вожатая езжу в лагерь каждое лето. Там есть возможность работать с большим количеством детей, их там бывает восемьсот, к примеру. И там я тоже за 3-4 дня поставила спектакль. Конечно, я его поставила об Армении (смеётся), потому что очень важно любить то место, где ты находишься. Потому что когда ты начинаешь любить то место, где ты находишься, у тебя появляется желание делать что-то хорошее.

Получается, переехала — начала работать с детьми, и первые три года так и работала, пыталась по-возможности, дать детям свет, любовь, понимание — все, что могу. Был такой принцип: я не пыталась их чему-то научить. Вообще не считаю, что кто-то имеет право кого-то чему-то учить, потому что это означает не дать проявиться какому-то таланту. Нужно очень осторожно работать. Я вот рассказывала, есть вот такое, вот с этой стороны можно смотреть на ситуацию.

Получается, ты им показываешь: ребята, можете заниматься вот этим, есть вот такие мысли, такие подходы, но выбор они делают сами?

Да. Я считаю, что ребёнок должен делать выбор сам. И у них получалось лучше, чем у меня. Они и рисуют лучше меня. Они меня постоянно спрашивали: «А как лучше прочитать стихотворение?». Я им читала сама, но потом я им говорила: «Ты услышал, как я прочитала? Не читай так, ты прочитаешь лучше». На самом деле, говорят, что человеку нужно постоянно говорить, что у него что-то не получается, чтобы он назло всему миру начал доказывать, что у него что-то получается, но нет, так не действует, особенно с ребёнком. Ребёнку нужно в меру, но говорить о том, что он великий. Но действительно в меру, чтоб это в другое что-то не переросло. И тогда я написала стихотворение «Не убивай в ребёнке бога», потому что для меня дети – это такие маленькие боги.

Были ли какие-то моменты, где у тебя ожидания от Армении не совпали с реальностью, когда ты начала уже здесь жить?

Нет, ни капельки. Моя цель не в том, чтобы у меня что-то получилось. Цель была в том, что я должна приехать и что-то отдать. Но в процессе того, как я отдавала, я получила намного больше, чем отдала. Это мне так казалось, что я еду что-то отдавать, но когда я приехала, я поняла, что люди, которые тут живут, знают намного больше, чувствуют намного больше. И в отличие от русских армяне очень эмоциональный народ, что мне очень нравится. По характеру они более приветливые, чем русские. Даже когда с ними разговариваешь, жестикуляция у них очень заметная, мне это прямо нравилось. Так что все мои ожидания – они [оправдались] только в лучшую сторону.

На самом деле, есть люди, которые… Сейчас я скажу, что мне не понравилось. Сначала это скажу, а потом ещё к людям вернусь. Когда я приезжала сюда, я знала, что я не буду вписываться чисто по виду, что я буду точно отличаться. Внешность у меня всегда [разная]: я и в России отличалась, я не люблю ничего стандартного. И это не потому что я хочу выделиться, а потому что я себя так чувствую. Я, например, не могу надеть платье и чувствовать себя комфортно в платье. И мои татуировки в первое время вызывали какие-то странные отклики. И потом, когда я поинтересовалась, в чём дело, они сказали, что, например, набивать татуировки – это плохо, у них тут не принято. И после этого я столкнулась ещё с одной проблемой, кроме татуировок. Это то, что я курю. Когда ещё русские не переехали сюда, вот в этом году и в прошлом году, я никому не говорила, что я курю, я курила только дома. Вот настолько это всё на меня давило. А когда уже русских стало больше и как бы стало нормально то, что девушка курит, я уже стала жить по их традициям, по их принципам, девушка курит – это очень плохо. У меня даже в какой-то момент, ну не совсем депрессия, но было очень тяжёлое состояние, я думала – нужно свести татуировки, это плохо. Вот, очень сложно всё, на самом деле.

И в первое время мне было очень трудно общаться с армянскими парнями. Это вообще огромная разница – русские парни и армянские парни, буквально во всём. Мне очень нравятся армянские традиции, не то чтобы я говорю, что мне что-то не нравится, мне очень интересно, мне очень нравится, я во всём, абсолютно во всех традициях нашла смысл. Даже по психологии. Вот есть «Диагностика кармы» [Сергея Николаевича] Лазарева, и если углубляться, можно понять, откуда взялись эти армянские традиции и что они хотели этим сказать. Так что… мне было сложно, но всё это мне очень нравится. Но в этом смысле было сложно.

Ну, например, какую-нибудь простую, узнаваемую традицию, если разобрать с т.з. психологии, можешь? В качестве примера.

Традицию какую-нибудь? Например, в России принято, что с человеком можно встречаться, жить вместе, узнавать друг друга. Тут…

Но при этом не состоять в браке, не жениться?

Да. В Армении просто выходят замуж. Иногда бывает такое, что две семьи договариваются, когда у них вырастут дети, они поженятся — иногда еще до их рождения. Сначала меня это шокировало, но с другой — смысл тут есть. Если ты воспитываешься в среде, которая подводит тебя к этому решению, ты можешь полюбить человека, которого для тебя выбрали. Во-первых, ты будешь уважать свою семью и ее выбор — и это может вызывать у тебя чувства. И в какой-то момент для меня это стало нормально.

Ты сейчас планируешь издать сборник поэзии. Расскажи, что это будет за сборник, и как тебе пришла его идея?

Идея появилась сразу, когда я приехала в Армению. Я почти сразу нашла людей — пятерых поэтов — и за 2-3 недели мы издали книжку. Так быстро, потому что один из авторов должен был уходить в армию. Получилось неудачно: были ошибки, переплет мог бы быть получше.

А сама идея в том, что для меня важно, чтобы у людей, которые пишут, начало что-то получаться. Например, многие стесняются, у некоторых возникают вопросы — и я в этом помогаю. У человека сбывается мечта — он появляется в печатной книге — а я хочу, чтобы у людей сбывались мечты. От этого мне приятнее, чем просто от сборника, где только мои стихи.

Мне нравится вообще мысль, что люди, когда вместе, они сильнее. Поодиночке мы тоже все очень умные, интересные индивидуальности, но сила она всегда там, где есть какие-то взаимоотношения, тем более в искусстве.

В этой серии это будет первый сборник — «Поэзия 221», может потом название поменяется, но на книжках будут написаны номера, это будет книжка номер один. Но их будет много. Я планирую, чтобы их вообще было двести двадцать одна книга хотя бы! Писателей очень много. Когда я проводила поэтическиё вечер, некоторые не пришли, потому что испугались. Я хочу, чтобы люди перестали бояться. Доказать им, что они могут.

А были ли такие люди, которые сами к тебе пришли, сказали, что они хотят выступить на поэтическом вечере, но ты прочитала, что они пишут, и отказала?

Да, было. У меня большие проблемы с политикой — я ее не воспринимаю. Может, это плохо, может, хорошо. Во мне заложена установка, что национальность, политические взгляды — для меня этого нет. Неважно, кто против кого-то что-то пишет или делает — мне от этого плохо. Неважно, кто это — русский, украинец, армянин. Мне важно, чтобы люди жили хорошо. Вероятно, это моя фантазия, но я продолжу это транслировать.

Не заставляю никого думать так, как я и верить в то, во что верю я. Но я верю в людей и не воспринимаю политику. Поэтому политические стихи я не брала — не говорила, что они плохие, но в них были претензии к кому-то. А я считаю, что если претензия и может быть, то только к самому себе.

Ну и главный смысл всего в том, чтобы... вот ты открываешь книжку, и тебе становится хорошо. А если будет плохо — главное, чтобы потом это привело к хорошему. Потому не брала поэтов, которые вызовут какие-то плохие чувства, которые не приведут ни к чему хорошему.

Немного вспомним в историю. В 1914 году началась Первая Мировая Война, в 1939 году – Вторая Мировая Война. Потом, если вспомнить, там были войны во Вьетнаме, когда Америка туда пришла, войны в Корее. И вот всё оно катится, как снежный ком. Не кажется ли тебе, что людям нужно что-то более сильное, чтобы прийти к тому, чтобы не убивать друг друга? Потому что было уже много ярких примеров того, как не нужно поступать друг с другом, но сейчас мы как будто видим повторение тех же самых ошибок.

Мы люди и мы всегда будем делать ошибки, это неизбежно. На самом деле, мы думаем, что нам сейчас тяжело, но людям, которые жили тогда, им тоже было так же тяжело. В принципе, ничего не меняется, потому что человек не меняется. И всегда есть тьма, и всегда есть свет. Но мы не можем сделать так, чтобы тьмы не было: не будет ее, не будет и света. Но мы можем сделать так, чтобы был баланс. Вот ты не вредишь кому-то – уже хорошо. Будет ли хорошо, и даже если не будет войн, всё равно что-то будет, потому что это человеческий фактор. У человека в жизни бывают как хорошие события, так и плохие. У нас внутри и так идёт война каждый день. Мы каждый день выбираем, как нам жить, куда нам идти, мы каждый день делаем выбор. И всё, что мы можем изменить, это всего лишь то, что мы выбираем. Наш каждодневный выбор может привести либо к чему-то хорошему, либо к чему-то плохому. А глобально – я не знаю, что человек должен сделать, чтобы всё изменилось.

Расскажи про театр. Как так получилось, что ты ещё и театральный режиссёр?

Я смотрела интервью с Ваге Шахвердяном — он отец моего первого театрального мастера в Армении Сурена Шахвердяна. Там он сказал, что режиссерами не становятся, а рождаются. Можно стать актером, можно учиться режиссуре, но для этого у тебя должно быть специальное видение. И оно либо есть, либо нет. Мне вот словно кто-то говорит: «Так, нужно поставить "Гамлета", быть или не быть, срочно надо поставить!» И я его ставлю, проходит неделя — и из ниоткуда появляется следующая мысль.

Я ещё два года назад или год назад участвовала в «Шекспировском фестивале» [Ереванский международный Шекспировский Фестиваль — прим. ред.], который проводится в Армении. Он даёт возможности многим начинающим актёрам и режиссёрам. Тогда я в первый раз столкнулась с Шекспиром — тогда я его еще не любила. Но когда я начала изучать его сонеты, то поняла свою бабушку, которая говорит, что мы не любим то, что не понимаем. Когда я начала глубже изучать Шекспира, сонеты конкретно, я поняла, что есть за что зацепиться.

Это вот как раз то, что мы обсуждали – в человеке [есть] хорошее и плохое. И у героя было своё интересное решение: что же делать с добром и что делать со злом. Как я закончила этот спектакль, сразу, буквально через две недели у меня появилась следующая идея. Я поставила спектакль по Лермонтову «Демон». И когда я ставила его, один тоже очень интересный режиссёр меня спросил: «Марина, каждый режиссёр должен о чём-то сказать. О чём говоришь ты?»

Тут я долго не думала. Сразу поняла, что у меня во всех спектаклях поднимается тема добра и зла. Для меня важно, чтобы человек умел все это контролировать и понимал, что зло будет по-любому, но к нему нужно уметь относиться правильно и справляться. Вот в «Демоне» даже то же самое: Тамара сходит с ума, а что ей выбрать — хорошее или плохое? Как быть, что делать? Все думали, что она такая спокойная и хорошая... а вдруг нет?

И вот сейчас я буду ставить «Гамлета». Но я тут буду по-другому подходить к спектаклю — он будет называться «Кто Гамлет?» Но тема будет та же самая — быть или не быть, что выбирать.

Получается, что этот выбор делает не только главный герой, но и вообще все?

Все главные герои. Я считаю, что каждый человек в этой жизни – главный герой.

Какая последняя прочитанная тобой книга вызвала у тебя яркие эмоции? Они могут быть плохими, могут быть хорошими. Назови первое, что пришло в голову.

Первое, что приходит в голову, это моя любимая книга, но она не последняя, это просто одна из тех книг, которая во мне что-то изменила. Это книга Германа Гессе «Демиан». Когда я прочитала эту книгу, мне ещё не было восемнадцати, я побежала и набила себе татуировку. Там говорилось о боге Абраксасе, а бог Абраксас – это именно… Это очень интересное понятие, Абраксас, его число и так далее. И я когда читала эту книгу, я просто поняла, что я не сумасшедшая, есть кто-то, кто меня понимает и думает, как я. И я такая - ой, нужно учить немецкий (смеётся). Так что я собираюсь учить немецкий, чтобы прочитать Германа Гессе в оригинале. Ну, там ещё [Рудольфа] Штайнера хочу тоже прочитать в оригинале. Но прямо вот эта книга очень повлияла на мою жизнь.

Мне очень ещё нравится Ашот Газазян, он современный армянский писатель, чаще пишет на русском. Он как современный Чехов, у него более спокойные такие рассказы. Не то чтобы на меня повлияли, но мне нравятся. А ещё книга, которая на меня повлияла, в какой-то степени… Скорее, авторов могу назвать: это Достоевский, это Булгаков. Кажется, что стандартно, но, на самом деле, очень много чего меняет.

И последняя книга, которую я читала и которая мне очень понравилась. Для меня существует такой один главный персонаж в моей жизни, который для меня очень важен, несмотря на то, что я его никогда не видела. Это Вадим Демчог. Это человек, с которым я согласна на 100%, даже тогда, когда я не знаю, что он собирается сказать. Потому что меня все варианты его ответов устраивают, как бы он не ответил, тем более в искусстве. Это второй человек после Германа Гессе, о котором я подумала: «Боже, а такое может быть?». У меня просто есть определённое отношение к театру, определённое отношение к жизни. Сначала я слушала его интервью, а потом я купила его книгу, конечно же. И такая сижу и думаю, что сейчас мне все начнут говорить, что я у него идеи украла, потому что настолько совпадений много было, что реально такое впечатление, что я заучиваю его фразы наизусть и хожу, рассказываю всем. Вот это самый влиятельный человек в моей жизни, это Вадим Демчог.

А у тебя есть татуировка вот эта – что здесь написано?

Тут написано «Անտանելի է, որ ամեն ինչ տանելի է» (арм.). И это переводится как «Невыносимо, что всё выносимо». У меня вот эта татуировка – это вторая надпись. На первой написано: «И это пройдёт». Раньше у меня было такое отношение к жизни, что всё проходит и это пройдёт — и хорошее, и плохое. Это очень удобная позиция, с ней очень просто и легко жить. Но потом какой-то человек сказал мне: «Марина, найди в жизни то, что не пройдёт, и это будет самое важное в твоей жизни». Я нашла, и я продолжаю находить, потому что жизнь продолжается и события меняются. Но потом в какой-то момент событий было очень много, и я не знала, как на них реагировать, потому что я очень сильно реагирую на эмоции окружающих людей, а поскольку происходит непонятно что в этом мире… Я не переношу какие-то события, связанные со мной, тяжело. Я переношу тяжело события, которые происходят с кем-то другим, и на меня очень сильно влияет всё то, что происходит.

Это слова Давида Сехпеяна, у него есть песня, она называется именно так (произносит по-армянски «Невыносимо, что всё выносимо»). И было ещё очень интересно, я с ним познакомилась намного позже, я уже слушала эту песню несколько лет, а потом вдруг случайно мы с ним познакомились. Он приехал в Армению на короткое время, мы с ним познакомились, я ему подарила книжку Германа Гессе «Демиан» на следующий день нашего знакомства, а он мне подарил книгу «Братья Карамазовы». И эта книга тоже стала очень важной для меня, тоже одна из важных книг в моей жизни. А эта песня – она очень часто меня характеризует, потому что я, вроде, со всем справляюсь, для меня всё выносимо. Но иногда приходит такой момент, когда тебе становится невыносимо от того, что ты всё выносишь. Потому что как-то не то что надоедает, а ты понимаешь, ну что ещё должно быть, если я даже вот это вынесла? Я вообще умею чувствовать? Потому что бывает такой предел, когда ты очень много чего воспринимаешь нормально, например даже смерти. Я, мы все в какой-то степени, на смерть не реагируем так, как бы среагировали раньше. Мне говорят, что кто-то умер, у меня застывает взгляд, внутри непонятно что происходит, и через несколько секунд моя реакция может смениться, потому что настолько много всего этого происходит, что у нас даже реакции уже куда-то пропали. И поэтому невыносимо, что всё выносимо. И даже, я же говорила, что я начала «стирать» свои татуировки, это как-то коснулось этой татуировки тоже, но недавно я задумалась над тем, что может её и не убирать, пусть лучше она останется.

А следующая надпись, которая будет, она будет связана с одним из моих любимых фильмов «Общество мёртвых поэтов». И я просто пересматриваю иногда этот фильм из-за одной фразы: «Лови момент». Потому что, что бы в жизни не происходило, если ты поймёшь, что означает ловить момент, тебе просто станет легче жить. И вот я думаю над тем, делать ли эту татуировку.

Эта надпись будет на армянском или на латыни?

Нет, эта фраза будет на латыни, как в фильме. На армянском я уверена, что я найду те слова, которые я захочу, чтобы они прямо на мне остались, но всё имеет своё время.

Хорошо. И у меня остался последний вопрос. Я думал, задавать его или нет, но всё-таки задам. Ты веришь в бога?

Да. В детстве я, когда в десять лет поняла, что должна нести свет, я воспринимала этот посыл как божественную силу. Позже у меня в жизни случились такие ситуации, в детстве, после которых я как-то обозлилась. Но поскольку изучала психологию, я почувствовала тогда, что агрессию не могу себе позволить. Потом изучение психологии привело меня к тому, что бога нет. Затем, когда я ещё больше и серьёзнее начала изучать психологию, и, в конце концов, психология меня привела к Библии. Мой тренер по каратэ говорил, что каждый человек читает Библию в тот момент, в который она ему нужна. Раньше, когда я открывала Библию, я ничего не понимала, я смотрела просто на слова, и мне было ничего не понятно.

Но когда я в очередной раз прочитала Библию, мне стало всё понятно, мне это очень помогло. И вот изучение психологии, изучение науки привело меня к тому, что я всё-таки верю в бога. Но понятие «бог» для меня чуть-чуть не совпадает с тем, что представляет большинство людей. Я верю, что каждый человек — бог, внутри каждого человека есть божественная сила. Но она не просто в нас, это не просто так, что я бог или ты бог, нет. В нас есть божественная сила и то наше соединение, мы все вместе – это бог. По отдельности мы какие-то частички божественной силы, но все люди вместе на планете – вот это бог для меня. И ещё бог – это любовь.

Очень интересная концепция, спасибо. На этом у меня всё. Если тебе хочется что-то добавить и сказать что-то людям, которые будут читать это интервью в Армении или в другом каком-то месте, то можно это сделать.

Я хочу, чтобы каждый нашёл внутри себя свет. Светите, будьте светом, любите и дарите любовь!